- Не в Будахе дело, — возразил Румата. — Если он жив, я его найду и
вытащу. Это я умею. Не об этом я хотел с вами говорить. Я хочу еще и еще
раз обратить ваше внимание на то, что положение в Арканаре выходит за
пределы базисной теории... — На лице дона Кондора появилось кислое
выражение. — Нет уж, вы меня выслушайте, — твердо сказал Румата. — Я
чувствую, что по радио я с вами никогда не объяснюсь. А в Арканаре все
переменилось! Возник какой-то новый, систематически действующий фактор. И
выглядит это так, будто дон Рэба сознательно натравливает на ученых всю
серость в королевстве. Все, что хоть ненамного поднимается над средним
серым уровнем, оказывается под угрозой. Вы слушайте, дон Кондор, это не
эмоции, это факты! Если ты умен, образован, сомневаешься, говоришь
непривычное — просто не пьешь вина наконец! — ты под угрозой. Любой
лавочник вправе затравить тебя хоть насмерть. Сотни и тысячи людей
объявлены вне закона. Их ловят штурмовики и развешивают вдоль дорог.
Голых, вверх ногами... Вчера на моей улице забили сапогами старика,
узнали, что он грамотный. Топтали, говорят, два часа, тупые, с потными
звериными мордами... — Румата сдержался и закончил спокойно: — Одним
словом, в Арканаре скоро не останется ни одного грамотного. Как в Области
Святого Ордена после Барканской резни.
Авторы кратко упоминают, насколько это позволяет советская цензура, причину, почему на грамотных людей в Арканаре так ополчились: они могут склонять народ к бунту. Другими словами, грамотеи в Арканаре – это либералы у нас:
Он вспомнил вечерний Арканар. Добротные каменные дома на главных
улицах, приветливый фонарик над входом в таверну, благодушные, сытые
лавочники пьют пиво за чистыми столами и рассуждают о том, что мир совсем
не плох, цены на хлеб падают, цены на латы растут, заговоры раскрываются
вовремя, колдунов и подозрительных книгочеев сажают на кол, король по
обыкновению велик и светел, а дон Рэба безгранично умен и всегда начеку.
"Выдумают, надо же!.. Мир круглый! По мне хоть квадратный, а умов не
мути!..", "От грамоты, от грамоты все идет, братья! Не в деньгах, мол,
счастье мужик, мол, тоже человек, дальше — больше, оскорбительные стишки,
а там и бунт...", "Всех их на кол, братья!.. Я бы делал что? Я бы прямо
спрашивал: грамотный? На кол тебя! Стишки пишешь? На кол! Таблицы знаешь?
На кол, слишком много знаешь!"
Во все времена интеллигенция была склонна к либеральным взглядам. Министры российских царей, например Александра 3 и Николая 2, тоже были либералами, как и многие министры Путина; причина, видимо, в том, что разностороннее образование, необходимо для работы крупным менеджером, тоже склоняет человека к таким взглядам. Насколько я могу судить, большинство популярных материалов по истории – книги, видеоблоги и пр. – создаются либералами. Просто история – это такая наука, что чем больше её знаешь, тем лучше понимаешь, что нельзя доверять авторитарной власти. Разные научно-популярные ресурсы вроде Луркоморья тоже склонны к такому мышлению.
В России пропаганда вдалбливает населению, что демократия — зло, и либералы – плохие люди. Это ударяет даже по самому Путину, создавшему эту пропаганду, например из-за этого ему пришлось убрать Медведева. И самое страшное, что может произойти с Россией – эта самая “арканарщина”, массовые репрессии против либералов и интеллигенции. Это будет отрицательный естественный отбор, устранение из генофонда людей, возвышающихся над среднем уровнем. В прошлом такой отбор уже проходил – сталинское раскулачивание, уничтожение самых толковых крестьян в деревне. Вроде пока до этого далеко, но никто не знает, что будет после Путина.
Приведу ещё пару цитат из ТББ, чтобы продемонстрировать намёки на современную Россию:
Да, Арканарский двор стал скучен. Тем не менее вельможи, благородные
доны без занятий, гвардейские офицеры и легкомысленные красавицы доны одни
из тщеславия, другие по привычке, третьи из страха — по-прежнему каждое
утро наполняли дворцовые приемные. Говоря по чести, многие вообще не
заметили никаких перемен. В концертах и состязаниях поэтов прошлых времен
они более всего ценили антракты, во время которых благородные доны
обсуждали достоинства легавых, рассказывали анекдоты. Они еще были
способны на не слишком продолжительный диспут о свойствах существ
потустороннего мира, но уж вопросы о форме планеты и о причинах эпидемий
полагали попросту неприличными. Некоторое уныние вызвало у гвардейских
офицеров исчезновение художников, среди которых были мастера изображать
обнаженную натуру...
Он слышал, как штурмовик нерешительно топчется сзади, и вдруг поймал
себя на мысли о том, что оскорбительные словечки и небрежные жесты
получаются у него рефлекторно, что он уже не играет высокородного хама, а
в значительной степени стал им. Он представил себя таким на Земле, и ему
стало мерзко и стыдно. Почему? Что со мной произошло? Куда исчезло
воспитание и взлелеянное с детства уважение и доверие к себе подобным, к
человеку, к замечательному существу, называемому "человек"? А ведь мне уже
ничто не поможет, подумал он с ужасом. Ведь я же их по-настоящему ненавижу
и презираю... Не жалею, нет — ненавижу и презираю. Я могу сколько угодно
оправдывать тупость и зверство этого парня, мимо которого я сейчас
проскочил, социальные условия, жуткое воспитание, все, что угодно, но я
теперь отчетливо вижу, что это мой враг, враг всего, что я люблю, враг
моих друзей, враг того, что я считаю самым святым. И ненавижу я его не
теоретически, не как "типичного представителя", а его самого, его как
личность. Ненавижу его слюнявую морду, вонь его немытого тела, его слепую
веру, его злобу ко всему, что выходит за пределы половых отправлений и
выпивки. Вот он топчется, этот недоросль, которого еще полгода назад
толстопузый папаша порол, тщась приспособить к торговле лежалой мукой и
засахарившимся вареньем, сопит, стоеросовая дубина, мучительно пытаясь
вспомнить параграфы скверно вызубренного устава, и никак не может
сообразить, нужно ли рубить благородного дона топором, орать ли "караул!"
или просто махнуть рукой — все равно никто не узнает. И он махнет на все
рукой, вернется в свою нишу, сунет в пасть ком жевательной коры и будет
чавкать, пуская слюни и причмокивая. И ничего на свете он не хочет знать,
и ни о чем на свете он не хочет думать. Думать!
Тут только слова “быдло” не хватает для полной ясности.